Днепровский вал [СИ от 09.10.2012] - Владислав Савин

— Вы предложили мне эту встречу лишь затем, чтобы угрожать?

— Нет, вместе обдумать перспективы. Первый вопрос, господин фельдмаршал, вы еще надеетесь, что Германия не проиграет эту войну?

— Отвечу сразу и на второй ваш вопрос, госпожа Коллонтай. Мы не сдадимся в любом случае. Нас категорически не устроит вхождение в состав СССР подобно прибалтийским государствам в сороковом, даже на новых правилах. Может быть нашей независимости мало лет, но она нам дорога. А финны очень упрямый народ.

— Русские тоже. Третий вопрос, господин фельдмаршал, считаете ли вы что у вас против нас есть чисто военный шанс выстоять? Когда СССР, разобравшись с Германией, обратит на вас все силы? Да ведь и наличных войск хватило, чтобы выбросить вас за границу, за какие-то два месяца. А ведь за Выборгом у вас нет оборонительных сооружений, ваша "линия Салмо" еще не достроена, и частично разоружена. Ваши лучшие кадровые дивизии уже разбиты в бою. И никто за вас не вступится, не надейтесь — США и Англия нуждаются в СССР куда больше, чем в Финляндии, никакой реальной помощи от них вы не дождетесь. Ну а Еврорейху будет точно не до вас.

— Вы слишком быстро и хорошо научились воевать, даже в наших лесах и болотах. Но мы не сдадимся. Может быть мы и проиграем, но вам придется заплатить за все настоящую цену.

— Вам решать. А если СССР предложит вам мир?

— На каких условиях? Безоговорочной капитуляции?

— Нет. Мы согласны на сохранение независимости Финляндии, и ее существующего политического строя.

— И что вы за это потребуете?

— Разрыва отношений с Германией и объявление ей войны. Разоружение всех германских войск на вашей территории, арест всей германской собственности, и передача всего этого нам, в качестве пленных и трофеев.

— Если я это сделаю, завтра же немцы вторгнутся в Финляндию.

— У Германии сейчас достаточно других насущных забот, на Украине, а теперь и в Белоруссии. Вы считаете, Гитлер сумеет найти для вас хоть десяток незанятых дивизий? Впрочем, если вы не уверены в своих силах, мы готовы взять на себя защиту ваших границ.

— И восточных тоже? Следует ли понимать ваше предложение, как согласие отвести ваши войска?

— Простите, господин барон, в сороковом мы вернули вам Петсамо, и что получили взамен? Необходимость снова штурмовать его, в прошлом году? Теперь же где ступил советский солдат, это уже наша земля, и никаких уступок тут быть не может.

— Но вы уже углубились на нашу территорию, даже от границы сорокового года! На сорок, пятьдесят, местами и на восемьдесят километров!

— Господин фельдмаршал, товарищ Сталин велел вам передать. Если мы не договоримся сейчас, в следующий раз наше предложение мира будет предусматривать границей тот рубеж, на котором будут стоять наши войска. И это не обсуждается. Вам напомнить, как вы устанавливали нашу границу в советской Карелии, в двадцатом году?

— Горе побежденным?

— Не мы это придумали. И конечно, вам придется возместить все наши расходы в войне против вас. И ущерб, нанесенный нашему хозяйству. Вернуть наших пленных, и мирных граждан, угнанных в Финляндию, и собственность, вывезенную с нашей территории.

— Вмешательство в наши внутренние дела?

— Ничего сверх необходимого. Конечно же, мы не потерпим, чтобы Коммунистическая Партия Финляндии, или организации вроде Общества Советско-Финляндской дружбы находились под запретом, подвергались каким-либо преследованиям. Как и потребуем выдачи для наказания, по списку, военных преступников, запятнавших себя бесчеловечным обращением с нашими пленными и мирным населением.

— И конечно же, я в этом списке под номером один?

— Пока нет, насколько мне известно. Но не скрою, список будет дополняться, "по открывшимся обстоятельствам".

— А если я откажусь? И призову народ, "отечество в опасности", как вы в сорок первом?

— Вам выбирать. Но Советский Союз больше категорически не потерпит врага у своих границ, да еще рядом с Ленинградом. Если враг не сдается, его уничтожают. Нам это будет что-то стоить — но финского народа больше не будет вообще. Сопротивляющихся уничтожат, прочих же переселят в Сибирь и Среднюю Азию, причем без мест компактного проживания.

— А если мы согласимся, ползучая советизация? "Народ провозгласит", как это было в Латвии, Эстонии, Литве? А ваши войска поддержат…

— Вы столь низкого мнения о собственном народе, что если убрать силу, он тотчас же свергнет вас? Не верю, что вы не в курсе, что подлинно происходило в Прибалтике — народ действительно сам свергал своих помещиков, наши войска лишь обеспечивали невмешательство извне. Мы тоже вынесли урок из сорокового года — пусть ваш народ сам определяет свою судьбу.

— Сталин отказался от идеи мировой революции?

— Не надо повторять ложь Рейтеров и Троцкого. Мы за мировую революцию, а не за мировое господство троцкистов, то есть мы стоим за то, чтобы в каждой стране её собственный народ эту самую революцию произвёл. А если ваш народ не готов, что делать? Вы нужны нам как разумные, вменяемые соседи, с которыми можно вести дела, взаимовыгодную торговлю. И разве чрезмерны будут наши требования к вам, чтобы ваша политика, внешняя и внутренняя, была дружественна нам?

— Разумно. Вот только завтра Гитлер, узнав, отдаст приказ. Крупный десант на наше побережье маловероятен, вы правы. Но наши города подвергнутся бомбардировке, а кригсмарине устроит террор в наших водах.

— Ну, господин фельдмаршал, если десяток ваших асов имеют боевые счета, в сумме превосходящие всю авиацию Балтфлота и Карельского фронта… А ваши берега прикрыты батареями, построенными еще при нашем царе. Технические вопросы, как выдвижение наших военно-воздушных и военно-морских сил на базы, которые вы нам предоставите, можно решить в рабочем порядке. Если помните, база Ханко была сдана нам в аренду на тридцать лет, до 1970 года, впрочем справедливо прибавить к этой дате еще два года этой войны, когда мы не могли осуществлять свое право? А как насчет того, чтобы так же сдать нам в аренду Поркала-Удд и Аландские острова, с зачетом арендной платы в сумму контрибуции?

— Вы просто дьявол в юбке, мадам Коллонтай. Трудно спорить, но трудно и отказаться.

— Это надо понимать как "да" ли "нет"?

— Когда Сталин готов принять для переговоров уполномоченное мной лицо?

Район Орла. 15 июня 1943

Эрих Хартман очень любил летать. И умел летать, впервые сев за штурвал в четырнадцать лет. Это очень хорошо, когда мать — владелица аэроклуба.

Война казалась развлечением, спортом. Прилететь, настрелять "Иванов", и домой, героем с орденами. Армия фюрера шла к Волге, все говорили, что война вот-вот завершится, и Эрих сожалел, что на его долю не достанется подвигов и наград, а ведь он был среди пилотов-новичков самым лучшим? И не сомневался, что если кому и быть героем, то это ему.

— Ты только не бойся, и держись за мой хвост — сказал ему перед первым боем Гриславски, его первый командир — делай все как я, тогда может, останешься жив. Ну а если и меня — то значит, судьба.

В бою Эрих понял, что быть летчиком, и летчиком-истребителем, это разные вещи. Можно чувствовать самолет как свое тело — но всякий ли, нормально двигающий руками и ногами, может выйти на ринг, да еще не один на один, а против толпы, когда удары сыпятся со всех сторон? Он не видел ничего, кроме самолета ведущего впереди, и старался не оторваться, и стрелял куда-то, когда видел что "мессер" Гриславски выплевывал огненные трассы. В третьем вылете он научился наконец разбираться, что вот тот самолет впереди командира, это атакуемая им цель. А в пятом Гриславски был сбит.

Кажется, тогда они атаковали русские штурмовики. Истребитель ведущего вдруг пошел вниз, оставляя за собой дым, сначала Эрих подумал, что Гриславски уходит на форсаже, но дым густел, показалось пламя. И трасса совсем рядом, Хартман инстинктивно рванул штурвал, "мессер" дернулся в сторону, и самолет командира пропал внизу. Эрих остался один, и ему вдруг стало страшно. Он представил, как следующая трасса входит в кабину, и разрывает его тело, разбрызгивая кровь. Или попадает в бензобак, превращая истребитель в огненный шар. Или ломает крыло, разбивает управление, затем секунды кувыркания в кабине, без возможности выпрыгнуть, удар о землю, и все! Страх подсказал единственный выход, как можно скорее оказаться дальше от этого места. Хартман толкнул ручку, вводя истребитель в пике, и выровнявшись над самой землей, рванул на форсаже на запад, в тыл, домой, что будет, если русские за ним погонятся, он боялся и думать.

А Гриславски вернулся на следующий день. И действия своего ведомого одобрил, ты все сделал правильно, надо было сохранить себя и самолет, считай что тебе повезло. И вообще, для нас главное не умирать за фюрера, а делать так, чтобы русские умирали за своего вождя.